Миссис Герствуд решила обсудить вопрос о Вокише с мужем. Садясь за стол, она обдумывала план, предложенный дочерью, но почувствовала, что атмосфера для такого разговора мало благоприятна. Миссис Герствуд и сама не знала, из-за чего началась ссора. Все же она решила, что ее муж — зверь и тиран и что подобную выходку ни в коем случае нельзя оставить безнаказанной. Он должен обращаться с ней, как с леди, не то она ему покажет.
Герствуд тоже находился под тягостным впечатлением ссоры, пока не пришел в бар; оттуда он направился на свидание с Керри, и тут им овладели совсем другие чувства: любовь, страсть, протест. Мысли, словно на крыльях, опережали одна другую. Он не мог дождаться минуты, когда, наконец, увидит Керри. Что ему ночь, что день, если нет ее? Керри должна и будет принадлежать ему.
А Керри, с тех пор как рассталась накануне со своим возлюбленным, жила в мире чувств и мечтаний. Она прислушивалась к пылким разглагольствованиям Друэ, пока он говорил о ней, но была весьма невнимательна к тому, что он говорил о себе. Насколько это было возможно, она старалась держать его на расстоянии, а мысли ее полны были пережитым успехом. Страсть Герствуда казалась ей чудесным дополнением к тому, чего она сумела достичь, и ей хотелось поскорее узнать, что он скажет ей при свидании. Она жалела его той особой жалостью, которая находит нечто лестное для себя в страдании другого. Керри впервые смутно ощутила едва уловимую перемену, которая происходит с человеком, попадающим из рядов просителей в ряды дарующих блага. В общем, она была очень счастлива.
На следующий день, когда выяснилось, что газеты ни словом не обмолвились о спектакле, вчерашний успех, потонув в потоке повседневных мелочей, утратил значительную долю своего блеска. Даже Друэ говорил теперь не столько о ней, сколько для нее. Он инстинктивно чувствовал, что ему необходимо как-то перестроить свои отношения с Керри.
— Я надеюсь еще в этом месяце покончить со своими делами, и тогда мы обвенчаемся, — сказал он на следующее утро, снуя из комнаты в комнату и прихорашиваясь перед тем, как отправиться в город. — Как раз вчера я говорил об этом с адвокатом.
— О, это одни слова! — сказала Керри.
Она чувствовала себя теперь настолько сильной, что решила подтрунить над ним.
— Нет, не слова! — воскликнул Друэ с необычным для него жаром и тут же добавил умоляющим тоном: — Почему ты мне не веришь, Керри?
Та лишь рассмеялась в ответ.
— Отчего же — верю! — сказала она через некоторое время.
На сей раз самоуверенность ничем не могла помочь Друэ. Хотя он и был человеком весьма мало наблюдательным, он все же чувствовал, что в последнее время вокруг него происходит что-то непонятное, не поддающееся его разумению. Керри по-прежнему была с ним, но она стала уже не такой беспомощной, как раньше. В ее голосе звучали теперь совсем новые нотки. Она больше не смотрела на него глазами зависимого существа.
У молодого коммивояжера было такое ощущение, словно на него надвигается туча. Это придало новую окраску его чувствам и заставило его осыпать Керри знаками внимания и ласковыми словечками, чтобы как-то защититься от беды.
Вскоре после ухода Друэ Керри начала готовиться к свиданию с Герствудом. Она поспешила привести себя в порядок и, быстро покончив с этим, сбежала с лестницы. На ближайшем перекрестке она прошла мимо Друэ, но они не видели друг друга.
Друэ забыл захватить какие-то счета, которые ему необходимо было представить в контору, и потому вернулся домой. Быстро поднявшись наверх, он влетел в комнату, но нашел там только горничную, занятую уборкой.
— Гм! — удивился он. — Куда же девалась Керри? Ушла, что ли? — добавил он, обращаясь больше к самому себе.
— Ваша жена? Она ушла минут пять назад.
«Странно! — подумал Друэ. — Она мне ничего не сказала. Куда же она могла пойти?»
Он порылся в чемодане, нашел нужные ему бумаги и сунул их в карман. Затем обратил свое благосклонное внимание на горничную. Это была хорошенькая девушка, к тому же весьма расположенная к Друэ.
— Ну, а вы — что тут делаете? — с улыбкой спросил Друэ.
— Убираю комнату, как видите, — кокетливо ответила она, остановившись и накручивая на руку пыльную тряпку.
— Устали?
— Нет, не особенно.
— Хотите, я покажу вам что-то интересное? — добродушным тоном предложил Друэ.
Подойдя к горничной, он достал из кармана маленькую литографию, которую в виде рекламы выпустила одна крупная табачная фирма. На открытке была изображена красивая девица с полосатым зонтиком в руках, цвета которого можно было менять с помощью помещенного сзади диска. При вращении этого диска в маленьких прорезях показывались то красные, то желтые, то зеленые, то синие полоски.
— Правда, остроумно? — спросил Друэ, подавая горничной открытку и объясняя, как с ней обращаться. — Вы, наверное, такого еще не видели.
— Прелесть какая! — воскликнула горничная.
— Можете оставить ее себе, если хотите, — сказал молодой коммивояжер. — У вас хорошенькое колечко, — добавил он, помолчав, и указал на простое кольцо, украшавшее палец девушки.
— Вам нравится?
— Очень даже, — ответил Друэ. — Очень красивое кольцо!
Пользуясь случаем, он взял руку девушки, делая вид, будто заинтересован дешевеньким перстнем. Лед был сломан. Друэ продолжал болтать, как будто совсем забыв, что ее пальцы по-прежнему лежат в его руке. Горничная, однако, высвободила руку и, отступив на несколько шагов, оперлась на подоконник.
— Я вас давно не видела, — игривым тоном заметила она, увертываясь от жизнерадостного коммивояжера. — Вы, наверно, уезжали?